Беседа о перспективах

Каждый раз, как речь заходит о перспективах научного исследования, мне хочется сказать единовременно «знаю и не знаю». Кто незнаком с научной работой, однако, вряд ли меня поймёт. А всё дело в том, что как только начинаешь что-то исследовать, то на старте не знаешь, что ждёт впереди. Это у нас сегодня деятели науки (которые сами себя громко называют учёными) всегда точно знают, что они исследуют и что у них получится. Причём весьма удивляет тот факт, что даже результаты простых математических вычислений на выборке 400-500 человек – им тоже известно заранее, ещё до проделанной работы с показателями.

У меня же всё происходит не так: как учёный, я стараюсь максимально объективно смотреть на вещи. И хоть мне и приписывают разного рода «паранормальщину», полагаю, таковое суждение зависит только от уровня интеллекта и способностей добиваться результатов; люди, которые целенаправленно и неуклонно добиваются результатов, нам всегда кажутся паранормальными. Обыкновенно человек вообще о такой способности не думает, а если чего-то и достигает, то большой вопрос, каким способом; крамольных способов хватает на человеческий век.

Поэтому с моей точки зрения, учёный на мир и исследования должен смотреть максимально ясно и объективно. И, наверное, аналогия между «учёным» и «следователем уголовного розыска» выступает как наиболее точная в данном случае. По сути, объективность и всесторонность должны присутствовать в обязательном порядке: на явление нужно смотреть «как есть», без оттенков и прикрас, а не так, как нравится, сквозь призму вашего сознания. А это очень непросто, для учёного в том числе.

Вот решил рассказать случай, который произошёл буквально вчера. Сижу я дома, не тужу, уже выпил стакан кефира, пошёл спать. Готовлюсь ко сну и думаю: «Что же мне такого на ночь познавательного послушать?» Как вы наверняка знаете, я начал понемногу исследовать произведения братьев Стругацких, причём уже в некоем публичном варианте. И в частности, на одном из первых этапов исследования, я обнаружил ряд коллег, которые тоже интересуются сопряжёнными вопросами. Один из них — многоуважаемый мною российский литератор Дмитрий Быков.  Быкова я люблю за интеллект и за его способность делать выводы из небольших объёмов информации. Я прочитал все его книжки, все высказывания о литературе Стругацких, и соответственно, меня очень заинтересовал Дмитрий Быков как лектор, который пытается найти философию жизни в нашей литературе. А так как в Кейптаунской экспедиции мы, как вы понимаете, рассматривали вариант «роман как проективная среда для исследования», то, исходя из этой позиции, я заинтересовался и творчеством Дмитрия Быкова.

Итак, поскольку я заинтересовался взглядом и творчеством Д. Быкова, всё-таки решил на ночь послушать его академическую лекцию «Ильф и Петров: загадка третьего романа». Почему выбрал? Просто понравилось название, саму лекцию я на тот момент времени ещё не изучал. И вот, я прилёг на кровать, включил лекцию и решил послушать. В данной лекции Дмитрий Быков достаточно иронично описывает героев Ильфа и Петрова (в двух романах «12 стульев» и «Золотой телёнок»). Всё бы да ничего, но говорит лектор следующее: «…третий-то роман не написали, пытались, но не смогли написать; даже было множество записок и заготовок обнаружено. И да, тот факт, что оба автора имели отношение к одесскому уголовному розыску – это тоже всем известно. Раз «свято место пусто не бывает», как говорит народная мудрость, то и Быков заключает, что ОБЯЗАТЕЛЬНО, коль не пишется третий роман, впоследствии появится его «реинкарнация». И в виде реинкарнации он предложил три (3) направления перехода фигуры и субстанции «Остапа Бендера».

• Первая «реинкарнация» — это «Эра милосердия», роман братьев Вайнеров (экранизация – «Место встречи изменить нельзя»). «Глеб Жеглов» и такой же «тупица Владимир Шарапов», как и Шура Балаганов (из «Золотого телёнка») …да, Дмитрий Быков так их описывает, отмечая что герои разных романов общаются на таких же тонах; и даже Паниковский имеется в виде того же старичка, соседа Шарапова – Михаила Бомзе, который и требует наступления эры милосердия. Замечу, что даже один и тот же актёр – Зиновий Гердт – сыграл и Паниковского, и Бомзе.
• Второе направление реинкарнации Быков предложил в виде Воланда из знаменитейшего романа М.Булгакова «Мастера и Маргариты» – в нём орудует та же «банда» особых лиц, которая так же обманывает всех, как и некогда героев произведений Ильфа и Петрова.
• И третью реинкарнацию лектор предложил в виде персонажа Штирлица. И обращает внимание, в частности, на то, что «экспансия заканчивается именно в Рио-де-Жанейро», куда и стремился великий комбинатор, «отец русского развода», Остап Бендер.

И всё бы да ничего, но на фоне этих трёх персонажей, мне вспомнился отправной архетип (как стартовая точка) – и это Иван-дурак, прообраз всех жуликов в сказках, типаж, которому вечно «Бог помогает». Рассматривал я этого Ивана-дурака, и тут у меня плетью ударило! Знаете ли, лично мне никогда не нравилась кинолента «Семнадцать мгновений весны». Нет, само произведение Юлиана Семёнова и экранизация режиссёра Татьяны Лиозновой – это, безусловно, шедевр, который я многократно пересматривал.  Но говоря от души, как есть, признаюсь, что персонаж Макса Отто фон Штирлица мне не нравится категорически. Мне был симпатичен Леонид Броневой в роли Мюллера, очень смешон начальник РСХА Кальтенбруннер, восклицавший: «…а кто будет бороться с врагами здесь, под бомбами …» — злой юмор забавного типа, которому нужно было бы отправиться в крематорий, а не на руководящий пост.

Персонаж Штирлица, однако мне крайне несимпатичен. Мне никогда люди такого типа не импонировали, но это вопрос личных пристрастий, который не имеет никакого отношения к факту, что сама по себе картина «Семнадцать мгновений весны» великолепна. «НО где же тут наука?», — спросите вы.

Все просто: дело в том, что есть и другая персонажная линия – линия Николая Леонова и Юрия Кострова «Операция „Викинг“» (экранизация «Вариант «ОМЕГА»). Так, у Леонова главный герой – советский разведчик Скорин, трудноватый с виду литератор, любитель и ценитель немецкой литературы. К слову, Дмитрию Быкову и не приходит на ум идея, что есть и другие книги.

«Моя страсть —  немецкая литература – Гёте, Гейне, Шиллер» и пр. Скорин мне крайне симпатичен как герой. Но я никак не могу заявить, что у Скорина —  прототип Ивана-Дурак! Ивана-Дурак, которому «Бог помогает»? – Нет, то совсем не про Скорина. Любопытен, например, тот факт, что Скорин до попадания в разведку был преподавателем немецкой литературы – запрещённой на тот момент времени. Плод работы Скорина – всегда результирующая виртуозного уровня игра ума, шахматная партия. И если у Штирлица всё «как-то само получается», то Скорину приходится прилагать море усилий, чтоб получить непосредственно требуемый итог.

Чего только стоит беседа Скорина с бароном фон Шлоссером в финальной сцене, если вы помните…
— Ваша дезинформация не прошла.  – На что у барона было такое лицо, как будто он съел 2 лягушки целиком, не запивая.

Так что это за архетип такой? По логике изложения Быкова в первом блоке всё понятно; персонаж Остап Бендера породил Воланда, Штирлица, Жеглова – и так далее. Но вот кто породил Скорина?

У нас в русском фольклоре изначально существует две (2) линии: Иван Царевич и Иван-Дурак. Но Скорина ни к той, ни  тем, ни  к другим  причислить нельзя, — это какая-то другая ипостась. Читатель, вероятно, может предположить, что Скорин  — чуть ли не единственный пример. Однако, это не так: поспешу привести следующий пример, фильм «Офицеры» (1971 год, режиссёр Владимир Роговой). Командир задаёт главному герою вопрос о том, чем он станет заниматься, как закончится война. И знаете, какой последовал ответ? «Учительствовать пойду». Собственно, как и Скорин (преподаватель немецкой литературы).

Знаменитый советский разведчик Александр Михайлович Орлов до последнего дня своей жизни читал лекции в университете в США.

Ещё одна цитата небезызвестная: «Есть такая профессия — родину защищать». Знаете ли,  что век назад, что сейчас, многие гордились деньгами, многие — статусами, «… а мои прародители всегда гордились профессией. Да, есть такая профессия – Родину защищать».  И данное высказывание – весьма похоже на Скорина – и по сути, и по духу, и по характеру. Всего добился Алексей Трофимов (главный герой фильма «Офицеры») за счёт своих умений, так же как и Скорин. И стал Трофимов генерал – майором, командир дивизии; он прошёл все войны, китель его — как иконостас!  Герой Советского Союза. И есть у него друг, конечно, никак нельзя его оставить в стороне — генерал-лейтенант Иван Варавва (у которого, к слову иконостас-то побольше будет, но это уже другая тема иной беседы).

Итак, что любопытно? В обоих случаях встречаем двух друзей: Сергей Скорин и его друг, Константин Петрухин (капитан) —   во втором случае – Трофимов и Варавва. Очень похожие образы персонажей. И чтобы не было разговоров, что два примера не свидетельствуют о тенденции, приведу ещё один.

В детстве мне мама читала одно стихотворение, автор – Констатин Симонов:

Был у майора Деева
Товарищ — майор Петров,
Дружили еще с гражданской,
Еще с двадцатых годов.
Вместе рубали белых
Шашками на скаку,
Вместе потом служили
В артиллерийском полку.

Как видим, идея «двух друзей» не нова.  Один из этих друзей будет персонаж виртуозный, а второй – его верный товарищ и помощник.

Но самая яркая фигура, среди описываемых, всё же – фигура Скорина.  Даль эту роль великолепно сыграл в фильме «Вариант «Омега».

И вот опять возвращаемся к вопросу злополучному: «И где здесь прототип?» Богатырей у нас в русских сказках – три, а друзей в ранее рассмотренных примерах – 2. Где истоки этой «двойки или пары»?  Откуда родом «виртуоз»? Читатель может предположить, что Шарапов и Жеглов похожи, и их тоже можно было бы объединить в двойку, но это другая история: главные герои «Места встречи изменить нельзя» не друзья! Это начальник и подчинённый, которых свела судьба. Скорин же дерзкий, такой же как Варавва.

Более внимательные, вероятно, помнят из книги, что в момент, когда начальник управления разведки попросил Петрухина охарактеризовать его друга (Скорина), тот даже затруднялся объяснить: «…я его знаю 20 лет, а вроде и вовсе не знаю. Он подчинён какой-то собственной логике, никому не понятной. Он осторожен и тут же дерзок до безрассудства». Очень неоднозначный тип. Его поведение действительно подчинено какой-то непонятной человеку нематематической логике. Математик и шахматист – это другая фигура, персонаж барон фон Шлоссер, а у Скорина логика иррациональная, она непонятна математику или статисту. И в результате? Культовая сцена: «Ваша дезинформация не прошла». Вы помните, как на это отреагировал барон?

— Немедленно докажите и прекратите играть!

— Да пожалуйста, вас устраивают вои эти доказательства?  Как же барону фон Шлоссеру хотелось наброситься на Скорина, но он и это предусмотрел. В результате Скорин свободно возвращается домой по одному ему (!) известному плану, и все в одночасье становятся марионетками в его руках. ИМЕННО  так начинается наука.

Мне как психологу , как прикладнику, как философу, очень интересна стало: – а кто же этот персонаж? Кто этот типаж, что это за прототип, кто этот Скорин? И непосредственно с данного вопроса и начинается научное исследование.

Начало положено, а что же далее? Перебираю известную древность – культурную, литературную… и не могу найти источник: откуда же появился этот персонаж, где его взял Леонов?  Скорин —  одиночка, и в этом вся загвоздка. Нет банды, нет свиты, нет Паниковского, нет никого. Работает он один, иногда ему помогает друг, но, по сути, Сергей Скорин — одиночка. Ферзь на шахматной доске. Пешка, которая превращается в ферзя и наоборот, причём буквально за 1 секунду происходит перевоплощение! И когда оно произойдёт — никто не знает, кроме самого ферзя. Вспоминаем и всю русскую литературу золотого и серебряного века; и на данном этапе не можем отыскать нужный прототип.

Сначала я думал —  может, прототип Дубровского подойдёт?  Но главный герой Пушкина тоже не подходит по параметрам: у него в наличии была целая банда. Не могу пока найти прототип в русской литературе, как ни подставляю какой-либо персонаж, так ничего не получается.

Во-первых, что характерно для Скорина: склонность к нерусской литературе в СССР, где ранее за такие пристрастия (если, конечно, не иметь специального разрешения) могли «наверху» сильно «расстроиться».  Второй момент – склонность к иностранным языкам: Скорин очень быстро выучил немецкий язык, буквально впитал. Договорился с гидом, работавшим в «Интуристе». Тогда переводчиков не хватало – тот и согласился. За год Скорин поднаторел, и на достаточно сносном уровне говорил по-немецки. Затем окончил МГУ, факультет иностранной литературы. Шиллер, Гёте, Гейне и так далее. Помните его ехидное замечание: «…барон, вы что действительно считаете, что я не знаю, как немцы прикуривают или как они платят деньги?»

И продолжаю далее размышлять и искать источник в глубокой древности народной. Если и походит Скорин на кого-то, то, как мне кажется, на персонаж «Александра Невского», которого приглашают править, когда всё плохо и не любят, когда всё хорошо. Княжеского он рода этот Скорин, норманнского: не нравится ему это «русское», зато по нраву всё «немецкое». Не любит он строем ходить, товарищ Скорин. Ни на кого и ни на что, кроме своих собственных способностей не рассчитывает.  В шахматы не играет, математической логикой не пользуется…  И недаром спрашивает: «…барон, вы что действительно считаете, что я не знаю, как немцы прикуривают или как они платят деньги?»

Кроме Александра Невского в качестве прототипа пока других предположений нет.  Однако, деятельность у них разная. Невский — управленец, Скорин — разведчик. Хотя и тот, и тот виртуозно выигрывают битву за битвой.

Обратим внимание и на то, что Скорин изначально не хочет заниматься тем, что его заставляют делать. Да и Невский особо не хотел. Жил он не тужил, рядом с отцом – и всё было хорошо, пока его князем Новгорода не поставили. Норманнский он какой-то этот тип, непопулярный у нас, не христианский. Русский человек должен любить русскую литературу, свою родину, восхищаться своей историей… Скорин этим достоянием как-то не восхищается, мало того: считает себя трусоватым человеком. Так и написал Леонов в диалоге на собеседовании Скорина: «…подняли и вручили комсомольскую путёвку в разведку. Я выразил сомнение – трусоват я по природе, не гожусь в разведчики».

Когда читаешь книгу или смотришь фильм, невольно задаёшься вопросом – КТО этот человек? Видите ли, Скорин ни на кого не похож: на уголовника — не похож. На царя – тоже. А всё-таки Александр Невский – Царевич. А Скорин – иного покроя, из иного теста. Но где же находится его прототип – ума не приложу. На Робина Гуда, как на персонаж, тоже непохож. Откуда же Леонов срисовал этот прототип, этот прототип взял режиссёр фильма офицеры? Откуда это прототип в прозе, в стихосложении нашем?

Предположил, что «у нас», на русской литературной ниве мы сей прототип не отыщем. А почему? Да потому, что прототип этот европейский и искать его нужно совершенно в ином месте. Знаете ли, прототип двух друзей рыцарей. Пример: капитан королевских мушкетеров у А. Дюма, мсье де Тревиля?  Он сказал с чувством: «Мой мальчик, я очень любил вашего отца, так чем могу быть полезен его сыну?

А «Баллада о доблестном рыцаре Айвенго»? Бриан де Буагильбер и барон Реджинальд Фрон де Бёф – вот ещё одна двойка. Далее: Айвенго и король Ричард и прочее. Крайне полезно также вспомнить традицию рыцарства европейского и устой отдавать своего сына другу на воспитание, не так ли? Вспомните Квентина Дорварда и Людовика Лесли (по прозвищу «меченый»). Эти «два друга» — это норманнский, европейский прототип. И впоследствии эта линия норманнская неоднократно обыгрывается в мировой литературе.

Итак, памятуя ранее описанное, если взглянуть на нашу литературу, представляется возможным обнаружить три интересных персонажных линии:

Иван дурак ⇒ Остап Бендер ⇒ Три персонажа: Воланд\ Штирлиц\ Жеглов

Вторая линия других прототипов: прототип «два друга (виртуоз и второй вспомогательный прототип), и они порождают плеяду фигур и героев.

И существует ещё и третий прототип — он выглядит как «тройка», тоже норманнский по природе.  И эта линия всегда даёт трёх героев: Д’Артаньян и три мушкетёра, три рыцаря Тамплиера, три основателя ордена – Ос, Матрос и Карканьёс. А «Следствие ведут ЗнаТоКи»? Тоже обнаруживаем знаменитую тройку: Знаменский, Томин и Кибрит. И так далее; множество фигур происходит из формации трёх — эта тройка европейская.

Резюмируем: существуют некие архетипологически- прототипологические линии, на которые обратил внимание Дмитрий Быков, и тем самым он пробудил во мне научно-исследовательский интерес.  Возникли различные вопросы, например: почему на Руси только одна фигура «Ивана-Дурака» особенно часто тиражируется? А затем, по словам Быкова, ещё и реинкарнирует? И что это за персонажные линии?

Сточки зрения глубинно-психологической, анализируя первую линию, мы точно можем заключить: это мошенник (Бендер и прочие – мошенники, обманщики и т.п.)

В таком случае, вторая линия – это линия героя-виртуоза.

Существует и третья линия – царевича, царского сына, который на протяжении многих веков реинкарнируется. Александр Невский, Пушкинскй Дубровский — этот тип представлен в литературе, ибо литература — отражение сути общества. Однако, в обсуждаемом случае, прототипом всё равно является Царский сын. Ежели мы имеем дело с персонажем Скориным, то у данного героя прототип, как мы выяснили, не русский, он норманнский, так как ближе к европейскому рыцарскую, к его традициям и укладу. И лично я думаю, что Леонов не зря Скорину противопоставлял затем фигуру дворянина, барона фон Шлоссера — человека, который презрел рыцарский кодекс собственной родины и нарушил правила дворян, а потому он и проиграл Скорину, так как последний, напротив, правил не нарушал даже при самых тяжёлых обстоятельствах. Он остаётся верен кодексу Чести, Долга и достоинства, как и положено следующему пути рыцаря Европейского.

Для нас эти персонажи – по второй линии – родные и неродные, свои и чужие одновременно. Сложно при этом представить, кому не импонирует Скорин, какому зрителю он не нравится? И затруднительно предположить также, что всем нравится Штирлиц — психологически весьма дискутивная фигура. Про Штирлица, в частности, существует море анекдотов, а про Скорина шутить и иронизировать не получается, как ни крути.  Штирлиц — личность комически-сатирическая, непонятно почему, но постоянно выходит сухим из воды. А у Леонова в романе таковых перипетий и поворотов «так получилось» нет.

В случае рассмотрения линии Леонова понятно, по какой причине Скорин обыгрывает фон Шлоссера на его же территории и так же виртуозно возвращается как победитель.

И нет сомнений в победе! И в случае с Штирлицем – некие победы романтические -киношные — иронизированные. Штирлицу откровенно «фартит», то есть везёт всё время. Скорин же этот фарт создаёт сам, за счёт умения, логики и навыков, которые не ожидали увидеть его оппоненты. Каждый раз, сравнивая эти 2 линии, мне видится, что в обоих случаях, по двум линиям, речь идёт о двух одиночках, да, но один из них мошенник, который «знает множество способов честного отъема денег у граждан». И этот персонаж, этот прототип, превратился позже в русского-белорусского-украинского бизнесмена–политика, эдакого депутата (интересный образ, к слову). А второй, типаж, скорее всего «реинкарнировал» в бизнесмена: он не хочет быть депутатом. Очень интересно было бы представить поединок между таким двумя людьми, думаю, он закончился бы фатально для первой стороны.

Для чего вообще мы всё это исследуем? И Карл Густав Юнг, И Григорий Семёнович Попов считали, что у нас на уровне автоматики в памяти заложены определённые жизненные сценарии, сформировавшиеся при взаимодействии с ЯРГ (ядром рецензорной группы).

По линии 1 мы имеем дело С ЯРГ «бандит».

Вторая линия: ЯРГ «рыцарь».

Соответственно, третий типаж – ЯРГ «интриган».

И мы чётко видим, как все три ЯРГ как персонажи представлены в русской литературе. И на данном этапе мы могли бы рассмотреть уже ряд выводов, провести серьёзное исследование на прототипологически–архетипологическом уровне и попытаться понять, с какими персонажными моделями мы сталкиваемся в жизни профессиональной деятельности и какие клише навыков за собой несут эти персонажные модели.  Впрочем, на данном этапе, исследование пребывает на начальной стадии.

И вот так и начинается наука, так начинается научное исследование: когда в руки ученому попадет какой-то неизвестный феномен. И в результате даже предварительного анализа, данный феномен с точки зрения дальнейшей практической пользы кажется весьма привлекательным. В итоге мы получаем исследовательскую работу.

История, которую я вам рассказал, и размышления на тему, которыми поделился – всё это произошло буквально «здесь и сейчас»: всё началось вчера вечером и завершилось сегодня, написанием данной статьи. А длиться будет столько, сколько пройдёт заложенное исследование.

За сим разрешите откланяться, искренне ваш Олег Мальцев.