Самообеспечение. Дуглас Энгельбарт, коэволюция и истоки персональных вычислений
Полное название: Самообеспечение. Дуглас Энгельбарт, коэволюция и истоки персональных вычислений
Автор: Тьерри Бардини
Формат: pdf
Количество страниц: 192
Перевод на русский язык сделан в 2020 году под патронажем НИИ «Памяти»
Переводчик: Валерия Берман
Это технический перевод, выполненный для личного ознакомления русскоязычных ученых и исключительно с целью обучения и научных исследований. Технический перевод на русский язык книги Тьерри Бардини «Самообеспечение. Дуглас Энгельбарт, коэволюция и истоки персональных вычислений» не имеет коммерческого назначения.
Скачать
Аннотация:
Как создатели персональных компьютерных технологий представляли себе тех, кто будет их использовать? Как они воспринимали будущее компьютеров в большом обществе? Какие технические опции были включены или исключены из аппаратного обеспечения, системного программного обеспечения и приложений на основе этих представлений? Каким образом технический дизайн, основанный на ценностях и видении ранних технических новаторов, повлиял на то, как пользователи интегрируют современные компьютеры в свою работу?
Чтобы понять ответы на эти вопросы, а вместе с ними и истоки персональных вычислений, необходимо начать с понимания вклада Дугласа Энгельбарта и проблем, которые их мотивировали. Известный и почитаемый среди своих сверстников, Энгельбарт является одним из самых непонятных и, возможно, наименее известных пионеров компьютерной техники. Эта книга предлагает исправить это, и не только ради изучения конкретного случая или для того, чтобы претендовать на место Дугласа Энгельбарта в пантеоне компьютерной революции, но и потому, что такая смелость учит нас многим урокам в развитии, распространении и воздействии определяющей технологии ХХ века: компьютера.
Эта книга предназначена для различных аудиторий и отвечает различным ожиданиям соответственно. Первый тип читателей найдет в книге обширные исторические результаты о генезисе персональных вычислений и окончательный отчет об исследовательской программе Энгельбарта в его лаборатории, Исследовательском центре по приращению в Стэнфордском научно-исследовательском институте. Для исторически склонного читателя, интерес к книге будет вызван хорошо документированным тезисом о достижениях и значении лаборатории Исследовательского центра по приращению, который будет идти дальше, чем опубликованные версии, которые, как правило, характеризуются отсутствием теоретической направленности. Это показывает, как и почему значительная часть того, что определяет жизнь в том виде, в котором мы живем сейчас, появилась на свет.
Второй тип читателей будет рассматривать эту книгу как мой вклад в текущие дискуссии в области социологии науки и технологии или коммуникации. Для этого ученого читателя, сила и ценность книги также будет заключаться в том, как проводится тематическое исследование с целью пролить новый свет, основанный на информированной многодисциплинарной перспективе, на социологию науки и техники. Для исследователя в области коммуникации эта книга подготовлена с учетом текущих дебатов о будущем коммуникационных технологий и аудитории, и предлагает новаторский аргумент для ответа на фундаментальный вопрос о взаимосвязи между технологиями и пользователем.
Исследования, представленные в этой книге, начались, как ни странно, с доклада для Продовольственной и сельскохозяйственной организации Объединенных Наций. Я помогал доктору Эверетту М. Роджерсу консультировать это учреждение по вопросам потенциального использования микрокомпьютеров на Юге. Это привело к большему количеству вопросов и разочарований, чем ответов, и особенно к одному важному вопросу: что такое микрокомпьютер?
Терри Вайноград однажды сказал, что «иногда мы можем забыть, насколько всё новое». Не так давно было всего несколько странных психологов, озабоченных «человеческими факторами», которые (так случилось) изучали, как люди используют компьютеры». Как ново действительно: большинство нынешних пользователей персонального компьютера не понимают, что у них под рукой больше вычислительной мощности, чем было у NASA чтобы послать человека на луну. Но если вычислительная технология новая, то Вайноград прав, говоря о том, что интерес для его пользователей еще новее.
Призыв к лучшему пониманию «человеческой стороны вычислительной техники», однако, неоднократно звучал с середины 1980-х годов. Джонатан Грудин, например, отметил, что эффективность компьютеров «как действующей силы в мире будет возрастать по мере того, как они будут лучше понимать нас». По этой причине работа, направленная на развитие понимания у людей, останется в самом центре развития компьютера. Это двигатель перемен». Моя работа направлена на развитие такого «понимания у людей» в связи с компьютерами: не ПОНИМАНИЕ когнитивных и физических процессов индивидуального пользователя, а понимание пользователей как коллективных сущностей, возникающих во времени. С социологической точки зрения она посвящена истории форм деятельности в человеко-компьютерном взаимодействии. Это генеалогия человеко-компьютерного интерфейса.
Самое раннее понятие интерфейса происходит от греческого слова, что в переводе означает «человек», «лицо, обращенное к другому лицу». Межличностный и непосредственный человек остается последней моделью компьютерного интерфейса, мечтой о прозрачном, ненавязчивом носителе. в компьютерно-опосредованной коммуникации интерфейс постепенно стал основным понятием. Михаил Дертузос однажды заметил, что, когда компьютеры впервые появились, команды ввода-вывода были незначительными воспоминаниями о связных, часто хорошо продуманных и иногда претенциозных языках программирования. Сегодня эти команды занимают более 70% инструкций систем программирования.
Джонатан Грудин понял, что термин «пользовательский интерфейс» технологически ориентирован, и что с инженерной точки зрения, которая породила это понятие, приравнивание пользовательского интерфейса к программному обеспечению и устройствам ввода/вывода означает, по иронии судьбы, что пользовательский интерфейс обозначает интерфейс компьютера для пользователя, а не интерфейс пользователя для компьютера.
В этой книге я смотрю на появление интерфейса персонального компьютера в обоих смыслах, а не только как на появление технологии, независимой от тех, кто ее разрабатывает, и от тех, кто, как считается, ее использует. Медленный и порой болезненный процесс воображения персонального компьютера был не просто технологическим инновационным процессом, независимым от использования и пользователей, как это обычно бывает нормой в исторических отчетах о развитии компьютера. С самого начала, как показывает карьера Дугласа Энгельбарта, разработка интерфейса персонального компьютера была технологией людей и о людях.
В более традиционных учетных записях компьютер — это сначала машина пакетной обработки, устройство для обработки информации, которое обрабатывает данные, обычно закодированные в перфокартах, большими партиями. На втором этапе, время вычислений делится между пользователями, которые могут одновременно выполнять определенные задачи на од- ном и том же компьютере. На третьем этапе каждый пользователь имеет доступ к выделенной автономной машине, которая находится на его или ее рабочем столе. И, наконец, автономные рабочие станции предыдущего этапа подключены к сети.
Такой способ описания эволюции вычислений фокусируется на специфических характеристиках компьютера в данный момент времени и, как правило, делает акцент на технологическом новшестве, позволяющем перейти от одной фазы к другой: операционная система с разделением времени, например, метафора рабочего стола интерфейса человек-компьютер или сетевые технологии с коммутацией пакетов. Хотя эти новшества, очевидно, внесли большой вклад в фор- мирование истории вычислений, не менее важную роль сыграла динамика персонализации, характеризующая эволюцию вычислений с конца 1940-х годов. Я описываю прогрессирующее построение пользователя как личности, или, что иногда равносильно тому, как компьютер в итоге приобрел индивидуальность. Создатели персональных компьютерных технологий связывали свои инновации с идеологиями или представлениями, которые объясняли и оправдывали их разработки. Эти видения стали невидимыми, скрытыми предположениями для современных пользователей персональных компьютеров, даже когда они формируют действия и отношение этих пользователей. Моя задача сделать их еще раз видимыми.
Как и Стив Шапин, и «в отличие от некоторых друзей-постмодернистов и рефлексивистов, я пишу в уверенном убеждении, что я менее интересен, чем темы, о которых пишу «и, соответственно, [о том, что] большую часть этой книги можно прочитать в режиме старомодного исторического реализма». Всё, что представлено в этой книге в качестве цитаты, «реально»: кто-то, кто бы это ни был, так или иначе рассказал мне об этом. Так получилось, что я встретил большинство людей, которых я цитирую в этой книге, за исключением мертвых и других очень известных.
История, которую я рассказываю, начинается незадолго до моего рождения, и я заканчиваю ее примерно в двадцать лет, задолго до того, как мне стало интересно то, о чем я пишу сейчас. Много совпадений сделало возможным мою работу, большинство из которых были встречи с людьми. Как социолог, мне очень приятно встречаться с людьми, слушать их, а затем писать о них. Эта книга — свидетельство моего уважения к ним. Я хочу, чтобы вы услышали их голоса.
Я не ироничный, саморефлексивный рассказчик, и моя цель — не раскрывать «идеологию репрезентации». Это очень ценные средства и цели, которые заслуживают серьезного рассмотрения, но это не мои средства и цели. Сьюзан Ли Стар права: «власть в том, чья метафора объединяет миры и удерживает их здесь». Эта книга о власти и маргинальности: моя собственная власть и маргинальность, а также соответствующая власть и маргинальность актеров, которых я представляю в этой книге. Когда «ты» читаешь мой рассказ, моя власть намного сильнее, чем власть этих представленных актеров. Я решаю, кто и когда говорит. Мое уважение к людям и ве- щам, которые я представляю, сопровождается самым презренным и, тем не менее, существенным отсутствием уважения: я могу заставить их замолчать, трансформировать их смысл, неправильно цитируя их и так далее. Я принимаю на себя эту ответственность, и «стараться изо всех сил» означает лишь то, что я обязуюсь не совершать такие ужасы преднамеренно. Оставшиеся ошибки и другие непреднамеренные предательства — моя ответственность.
В остальной части книги я не буду писать о власти напрямую, что означает, что я всегда буду писать о власти. Действительно, вся эта книга — «о власти, полномочиях»: о полномочиях пользователя, проектировщика, аналитика. В рамках, которые я здесь представляю, власть рассеяна по нескольким объектам, и все эти рассеянные полномочия связаны в одну и ту же динамическую, взаимно образующую попытку контролировать центральную неопределенность инновационной практики. В этом процессе актеры и автор играют симметричные роли, все они сотрудничают в одном процессе культурного производства и распространения.
Мое мнение не более и не менее определено, чем мнение актеров. Оно просто другое. Я не обязательно использую одни и те же ресурсы, я не обязательно намерен, чтобы мое описание охватило одну и ту же аудиторию. Мне не нужно сравнивать свое повествование с повествованием актеров и ссылаться на символическую метапозицию. Нет никакой метапозиции, есть только дискурсы — и, возможно, за ними стоят авторы, — которые хотят, чтобы мы верили, что у них есть больше глубины, что они знают лучше. Я знаю, что я не знаю лучше. Я априори не более или менее застенчивый, агностик, не более информированный, чем актеры, которых я представляю. Вы будете судьей.
От автора Тьерри Бардини
