Сокровенные глубины наследия Бодрийяра в книге Dr. Олега Мальцева

Рецензия Prof. Dr. Джерома Крейза (Президента Европейской Академии наук Украины) на книгу “Маэстро. Последний пророк Европы” Dr. Олега Мальцева

Введение я хотел бы начать с извинений за то, что перед вами предстанет довольно незаурядная рецензия на замечательную и исключительную книгу о таком же незаурядном, или даже лучше сказать экстраординарном, мыслителе Жане Бодрийяре. Книга “Маэстро: Последний пророк Европы”, написанная академиком Олегом Мальцевым — это труд из шестнадцати глав, который бросает читателю настоящий интеллектуальный вызов, а учитывая мое довольно недолгое знакомство с творчеством Бодрийяра, я совсем не ожидал того, что нашел в этом труде. Однако, поскольку я знаком с “беллетристикой” Умберто Экко, сначала я был заинтригован, а затем обрадован и восхищен таким вызовом. Мальцев узрел в наследии Маэстро гораздо больше, чем другие читатели, такие как я. По крайней мере до прочтения этой книги. Именно эти сокровенные глубины работ Бодрийяра, которые предстали перед взором читателя в этой книге, являются наиболее ценными, и я благодарен автору за это неожиданное гиперпросветление. Мальцев осторожно располагает Бодрийяра среди других французских мыслителей (но при этом не ставит его на один уровень с ними), таких как Жак Деррида и других, которых обычно относят к современному пантеону постструктурализма / постмодернизма / посткритики / поствселенной, который постоянно и настойчиво предстает перед “предпостмодернистами”, такими как я, в социальных и гуманитарных науках.

 

 

В книге “Маэстро. Последний пророк Европы”, богатой прекрасными иллюстрациями, Мальцев представляет разумный (если это подходящее слово для точного описания) аргумент в пользу единой философии Бодрийяра; а также демонстрирует элементы, которые для самого Бодрийяра, наверное, были “где-то там”.  Большинство читателей Бодрийяра чаще всего воспринимают его пятьдесят с лишним работ как отдельные кусочки пазла-головоломки, которые при этом могут быть собраны в единую картину, и которые Мальцев искусно соединяет посредством крайне сложной интеллектуальной работы. Позвольте мне немного по-бодрийяровски заметить, что из этих разрозненных кусочков может быть собрано множество совершенно разных образов. Мальцев собирает работы Жана в целостную систему — какой он ее видит. Я не знаком со многими работами Бодрийяра, на которые он ссылается, я не могу судить о точности или обоснованности этой системы, но аргументы, которые приводит Мальцев, сопровождаемые визуальным обоснованием данной логики в виде изображений, вполне убедительны и, как и задумано автором, имеют значительную практическую ценность для широкого круга ученых. Следует также отметить, что создание целостных систем на основе многообразия данных определенно является “модернистским” проектом. И он предназначен для повышения практической ценности в философии науки, психологии, психоанализе и социологии, которые зависят от более простых парадигм.

Несмотря на то, что такая грамотная обработка богатой руды, добытой Мальцевым, выходит за рамки моих знаний и этой краткой рецензии, я все же должен указать на то, что имеет наибольшую ценность для моих многолетних исследований и трудов о “видении” городской жизни и культур. В качестве примера стоит отметить, что я осуществил множество собственных фото-экспедиций по Южной Италии, и знаком с огромным пластом информации описания и анализа ее непростой политической культуры известным городским антропологом Итало Пардо (2003). В этом ключе особенно заслуживает внимания то, что Мальцев ссылается на южноитальянскую философию для разрешения парадокса Бодрийяра, который звучит так: по той причине, что массы не могут ничего изобрести, они всё синтезируют.

“…Сегодня ценности демократические. Отсюда вытекает неразрешимое противоречие на уровне «услуг», практика которых непримирима с формальным равенством людей. Единственный выход — распространение социальной Игры (ибо сегодня каждый не только в частной жизни, но и в своей общественной и профессиональной практике вынужден получать и предоставлять услуги — каждый более или менее «третичен» в отношении другого). Социальная игра в человеческие отношения в бюрократическом обществе отлична от страшного лицемерия слуг Свифта. Она представляет собой гигантскую модель «симуляции» отсутствующей взаимности. Для нее характерна не скрытность, а функциональная симуляция. Жизненный минимум общественной коммуникации достигается только ценой этой реляционистской тренировки, куда включен каждый,—великолепная оптическая иллюзия, предназначенная замаскировать объективное отношение чуждости и дистанции, направленное от каждого ко всем. (“Общество потребления. Его мифы и структуры”, Ж. Бодрийяр)”.

Однако, несмотря на то, что люди вынуждены “согласовываться” друг с другом посредством создания синтеза, по мнению Мальцева, философия Бодрийяра парадоксальным образом утверждает, что человек все же может выбирать.

 

Для меня как социолога, ориентированного на визуальное восприятие, особенно ценной стала двенадцатая глава данной книги, которая называется “Фотография Бодрийяра”. Автор объясняет, что его знакомство с работами Бодрийяра началось с философии, а позже он обнаружил, что фотография Бодрийяра была зеркальным отражением его теории о симуляции и симулякрах, которая возникла во время визита Бодрийяра в Америку. Должно быть фотографируя пустыню, Бодрийяр неожиданно столкнулся с миражами, которые, будучи оптическими иллюзиями, требовали объяснения (или поиска смысла) за пределами визуальных данных. Как пишет Мальцев в своем труде:

“И в этом мы с ним [Бодрийяром] очень похожи. Для меня как ученого фотоаппарат также является инструментом исследования, а не иллюстратором. Фотографии, которые я делаю, иногда непонятны, и возникает вопрос, зачем я вообще их сделал. Но в них я вижу те вещи, которые не видят другие. Ещё древние знали: «Смотреть» и «Видеть» — не одно и то же. Являясь председателем одного из старейших научных фотографических обществ в мире — Одесского фотографического общества, я также возглавляю Экспедиционный корпус — специальное подразделение НИИ «Институт Памяти». Поэтому много фотографирую в разных частях мира, в разных условиях, при разных обстоятельствах. И если изучить все мои прошлые фотографии, сделанные в научных экспедициях в разных странах, то половина этих фотографий — не художественные, а именно научные, исследовательские. (“Маэстро. Последний Пророк Европы”, О. Мальцев)”

Впервые я познакомился с идеями Бодрийяра во время работы над книгой “Видеть как меняются города: Местная культура и класс” (2012), которая должна была стать завершающим этапом моих визуальных исследований городских кварталов. В противовес этому отмечу, что мое знакомство с работами Мальцева носит более целенаправленный характер и оно менее актуально для данной рецензии. Некоторое время назад у нас (с Мальцевым) состоялась насыщенная беседа о Бодрийяре (Krase 2021). В ней я размышлял о том, как даже смутное понимание его работ влияет на практику городской этнографии, особенно когда речь идет о развивающейся практике мультимодальной этнографии, связанной с цифровыми технологиями, в которой почти невозможно провести различие между визуальными и другими симулякрами.

 

 

В заключение данной рецензии я не могу не отметить последнюю главу под названием “Комплексная принципиальная модель философии Бодрийяра”. В ней автор объясняет свою философию с помощью, как утверждается, “упрощенной” модели, “которая будет легка для восприятия”, состоящей из трех частей:

1) Мир, в котором мы живем;
2) Призма (или экран), через которую мы смотрим на этот мир;
3) Необъяснимые мистические явления.

Чтобы понять первые две части, достаточно лишь базовое понимание работ Бодрийяра, в то время как последняя требует гораздо более внимательного и детального изучения, поскольку Мальцев, посредством экспедиций по всему миру и непрекращающихся научных исследований, (заново) соединяет европейский мистицизм и древнюю науку с (современной) абстрактной философией и эмпирической наукой. В конце он заключает следующее:

“Выдающийся философ ХХ века Жан Бодрийяр в своих трудах совершенно четко описал не только то, что происходит в настоящее время в мире, но и дал очень точные причины того, почему все так, а не иначе; каким образом сформировался тот современный мир, в котором сейчас живет человек, и что ожидает человечество, если ничего не изменится. Его философия имеет крайне прикладное применение, но только для того, кто захочет в этом для себя разобраться и начать применять. А выбор, как отмечал сам Бодрийяр, за самим человеком. На этой ноте и на этом этапе научной работы — честь имею кланяться, дорогой читатель! (“Маэстро. Последний Пророк Европы”, О. Мальцев)”

После прочтения воспроизведения работ Бодрийяра Олегом Мальцевым (хотя, возможно, более подходящим термином здесь будет формирование понятий), описанного в труде “Маэстро. Последний пророк Европы”, наследие Бодрийяра говорит мне о том, что нельзя извлечь здравый смысл из манипулируемых “миров”, в которых мы живем. Мы можем либо принять их и притвориться словно они реальны, либо попытаться приподнять многочисленные завесы, скрывающие истинное явление и взглянуть на него объективно. Как и Мальцев, я предпочитаю последнее.

P.S.: Не могу пройти мимо и не выразить мое восхищение превосходному предисловию к книге “Почему Бодрийяр, почему сегодня”, написанному Эндрю Маклаверти-Робинсоном, которое указало мне наилучшее направление для оценки и понимания самого труда “Маэстро. Последний пророк Европы” Олега Мальцева.

 

Источники:
Krase, Jerome. 2012. Seeing Cities Change: Local Culture and Class. London: Routledge
Krase, Jerome. 2021. “Jean Baudrillard, Me, and Ethnic Theme Parks,” Baudrillard Now, 2(1), (First OnLine: November 8, 2020).
Pardo, Italo. 2003. Managing Existence in Naples. Cambridge University Press.